Попутный ветер - Страница 12

— Как это вам пришло в голову назваться моей сестрой?

— Я же не оскорбила ваших чувств? — она уже не казалась сонной, наоборот выглядела довольно живо и бодро для путешественницы, весь день проведшей в дороге.

— Разумеется, нет.

Девушка присела на край кровати.

— Просто если при мне начинают проверять двор, прежде чем постучаться в дверь, мне становится страшно. А когда страшно, лучше ночевать вдвоем, чем одной, — пояснила сдержанно. — Мы не выглядим мужем и женой. Хозяин мог воспротивиться нашему пребыванию в одной комнате. Ведь так не положено?

Олаф хмыкнул и пожал плечами. Он очень сомневался, что привальщик не заподозрил ничего эдакого, увидев на своем пороге юношу и девушку с минимумом багажа, и уж, тем более что его могли остановить какие-то моральные принципы в жажде наживы. Но девушка из Златгорода вполне могла этого не знать.

Олаф расстегнул куртку и ослабил пояс. Скинув тяжелые ботинки, расслабленно опустился в кресло, накинув себе на ноги одно одеяло. Кресло скрипнуло, но не развалилось.

— Спите. Если вам удастся заснуть до того, как распоется тот голосистый, будет отлично.

— Музыкант ваш знакомый? — выказала прозорливость Летта.

— А вы внимательны? Я много странствовал. Музыканта тоже кормят ноги и дороги. Пару раз наши пути пересекались, и только, — ответил юноша, не вдаваясь в подробности, и сделал вид, что задремал.

Девушка устроилась на постели, повозилась немного и тоже притихла. Хотя Олаф мог поклясться, что его спутница бодрствует, как и он, несмотря на ее легкое дыхание.

Некоторое время в тишине было слышно только потрескивание огня в камине. Потом снизу послышалась возня, глухое бормотание, и негромкий перебор тэссеры. У старого знакомца юноши была глупая и досадная привычка петь тогда, когда все другие собираются ко сну. Что ж, это уже мелочь, по сравнению с прошлой ночью. Лучше незатейливые песенки, чем рык недоеда.

Мысли Олафа прервал глубокий вздох девушки. В ее запахе появился легкий цветочный оттенок светлой грусти.

— Мама тоже играла на тэссере. А дядя, напротив, считал непозволительной роскошью наличие инструмента в доме.

— Да? А может он просто побаивался момента, что вы начнете петь, — сквозь улыбку поддержал разговор юноша.

Летта не обиделась. Даже негромко хихикнула, оценив подшучивание.

— Я и пела. Обычные песни. Сестрицы были в восторге. Им не досталось ни голоса, ни слуха, а подпевая мне, они производили впечатление не бесталанных особ. Мы довольно ладно распевали про цветочки в саду, про ленивого пастушка и овечек на лугу. Средний репертуар имперской барышень.

Олаф хмыкнул. Его спутница обладала изрядной долей самоиронии.

— Тот, снизу, считает себя отличным поэтом и летописцем. Но его песни вряд ли у вас на слуху. Они довольно, — юноша задумался, чтобы поточнее подобрать слово, — специфичные. В них минимум двадцать строф и потуги на историческую достоверность.

— Видимо, вы однажды поймали его на лжи? — она была на редкость проницательной.

— И даже не однажды.

— Например?

— Он утверждал, что драконы вымерли.

— А они?

— Живут, как и жили, только на другой стороне Империи. Им не понравился бы наш климат, — отозвался Олаф.

— И как они выглядят? — девушка даже присела на кровати, заинтересовавшись разговором.

— Так же, как мы. Только летают временами.

— А как же страшный облик, мощные крылья и змеиная голова? — в ее голосе послышалось некоторое недоумение.

Юноша рассмеялся.

— Я видел их танец во время грозы. В этот момент у них действительно были крылья. Драконы рвали ими небеса и исторгали огонь из пасти. Но в обычное время, вы даже не выделите драконов в людской толпе. Особенно, если они сами этого не захотят. А все остальное, лишь детские сказки.

— И много сказок пришлось вам опровергнуть?

— Ни одной, — Олаф покачал головой, словно собеседница могла увидеть его в темноте. — Сказки нужны, для того, чтобы в них верили. А жизнь, — он вздохнул, — это просто жизнь.

Струнный перебор тэссеры дополнился неразборчивым пением. Песня набирала силу, невольно привлекая к себе внимание. А потом вдруг прервалась. Вкупе с веявшим в воздухе душком это насторожило молодого человека еще больше. Он замолчал, быстро обулся, встал и подошел к двери. Летта не могла не заметить его тревоги.

— Может парень в плаще мага захотел спать? — предположила девушка с надеждой.

Не хотелось ее разочаровывать, но в напрасном обнадеживании толку тоже было мало.

— У него довольно узкая специальность, он не смог бы заткнуть музыканта так быстро и просто, — ответил Олаф мрачно, — этот громила перевозит в Темьгород тех, кто, в отличие от вас, далеко не жаждет туда попасть. Его амуниция — не более чем дань традициям. Умеет пользоваться парочкой разовых заклинаний — и точка. Да, и то их составляют ему более сведущие люди.

Девушка пахла растерянностью. Конечно, у нее были книжные представления о мире. Там маги обладали сказочным могуществом и не занимались неблагородным занятием, вроде указанного. В Темьгороде жили сплошь увечные и непринятые остальной Империей жители, нашедшие единственно дозволенный им уголок. Как же они могли отказываться и даже сопротивляться этому дому?

Наверное, до этого момента ей не приходило в голову, среди кого она будет жить, если будет верна своему решению до конца. Олафу даже стало жаль эту убегающую невесту. Но последовавшие слова Летты опровергли его предположения:

— Когда у одной из дядиных служанок родился двухголовый младенец, потребовалось три стража, чтобы забрать его у матери. Они разбили в кровь её лицо и сломали ей руки. А она все равно плелась по следам их повозки, пока не упала на дороге замертво. Я знаю, проводник Олаф, людей какого склада нанимают в подобные службы.